В последнюю декаду 20 века на Петербургской актуальной арт-сцене работало более 30-ти художественных групп и объединений. Некоторые из них всем давно известны ("Митьки", "Некрореалисты", "Неоакадемисты", "АХЕ"), какие-то - знакомы только петербуржцам и знатокам современного искусства ("ФНО", "Инженеры Искусств", "Киберфеминистки", "Речники"), кого-то почти забыли.
Художники действовали в сквотах, клубах и некоммерческих галереях, в частных салонах и на улицах города.
В обиходе существуют устоявшиеся штампы для описания 90-х - радикальные, бурные, лихие. Они автоматически переносятся и на культурные процессы тех лет. Но это неправильно.
На самом деле, все эти прилагательные описывают скорее ленинградскую неофициальную культуру позднего СССР и первых лет перестройки. Радикальными, буйными и лихими были ленинградские панки 80-х. Крайняя молодость, "бодрость и тупость"(самоопределение некрореалистов), море свободного времени, демонстративная фронда ко всему советскому укладу породили "Новых", "Новых Диких", "Некрореалистов", панковские музыкальные группы и прочие значимые явления.
Лихость в целом сошла на нет к началу 90-х: отгремели самые искренние и бесшабашные поп-механики, превратившись в успешный экспортный продукт, по экранам страны прошел фильм "Асса", сделав "Новых художников" достоянием истории и поп-культуры. Мальчик-Бананан остепенился. Не стало группы "КИНО". "Некрореалисты" и "Инженеры Искусств" сошлись с "Ленфильмом".
Конечно, фактически и "Митьки", и "Некрореалисты", и бывшие "Новые художники" продолжали выставляться и участвовать в городских и зарубежных проектах, но уже воспринимались как ветераны сцены.
С конца 80-х на питерской сцене появляются два типа новых игроков.
Первые - переобувшиеся панки. Именно с 1989 года Тимур Новиков и примкнувшие к нему вели отсчет Неоакадемическому проекту.
Второй тип — это новая поросль — она состояла из только-только получивших образование художников (Мухинское и Серовское училища), искусствоведов, философов (Ленинградский Университет), выбравших неконвенциональный путь в искусстве. Это
"СВОИ", "АХЕ", "ФНО", "Речники", "Я люблю тебя жизнь", "Кибер-Фемин-Клуб", "Новая Архаика" и др.
За всеми ними еще тянулся хвост постмодернистской иронии и снобизма, также в ходу еще была унаследованная методом парампары панковская прямота и лапидарность, но по сути это уже была неоромантическая когорта, находящаяся в эйфории возвышенных предельных состояний, но боявшаяся себе и другим в этом признаться.
Именно в начале 90-х в художественных кругах заговорили об усталости от постмодернистской иронии, о новой классике, новой серьезности, новом романтизме, новых медиа и новой архаике.
Можно сказать, что арт-сообщество теперь существовало между эйфорией неоромантизма и корректирующим его остранением, которое проявлялось как смех, насмешка, не вполне ирония, скорее юмор.
Смеховая культура, карнавальность, страсть к перевоплощениям и переодеваниям пронизывала всю актуальную культуру Петербурга 90-х: ролевые игры Монро, костюмированные вечеринки в Клубе Электрика Карабутова, выступления и съемки Олега и Виктора в пригламуренных образах греческих героев, костюмированные постановки в салоне Беллы Матвеевой и в фильмах Ольги Тобрелутс, явление Баби на выпускной бал в военно-морском училище в костюме пингвина, сессии по примерке одежды в Магазине путешествующих вещей Ольги Егоровой (Цапли), в которых участвовали все видные деятели культуры от поэта Александра Скидана до художника и куратора Дмитрия Пиликина - все это создавало атмосферу непрерывного круглосуточного праздника, где все дружили со всеми. Именно на дружбах и любовных и семейных узах держалось большинство творческих союзов 90-х.
Бурная карнавальная художественная жизнь 90 только по-видимости была хаотичной. В отличии от социального и политического хаоса, на художественной сцене Петербурга 90-х царил определенный порядок. И он был понятен акторам этой сцены. Сцена была структурирована институционально и концептуально. Институционально можно было в большей или меньшей степени принадлежать сквоту на Пушкинской 10, Новой Академии Тимура Новикова, Галерее Борей или удалиться в Деревню Художников. Концептуально нужно было определится относительно фигуры Тимура Новикова, тяжеловеса питерской арт-сцены, хитроумного культуртрегера и культур-эколога, настоящего культурного Героя.
Большая часть 90-х проходила под знаком внутреннего героизма, исследования тонких состояний, расширения сознания, поиска идеального, очарования новыми медиумами. Ведь 90-е это еще и время освоения художниками электронных медиа - видеокамер, компьютеров и интернета. Область электронных медиа была категорически некоммерческой, наполненной творческими надеждами и во многом связанной с феминистским проектом в новом для России формате киберфеминизма.
Экзотический киберфеминизм пришел в город через медиафилософа Аллу Митрофанову, читавшую лекции о технологической культуре перед рейвами в открывшемся в 1993 году техно-клубе "Тоннель". Уже на следующий год разогретое Аллой художественное сообщество с энтузиазмом приняло участие в международном проекте "Штюбниц", организованном немецкими медиа активистами совместно с "Галереей 21" и Обществом "А-Я". "Штюбниц" вдохновил на медиа-арт "Клуб Речников" и Лабораторию "Жизнь" Виктора Снесаря, повлиял на появление "Техно-Арт-Центра" и "Кибер-Фемин-Клуба", стал триггером для развития ряда питерских видео и компьютерных художников (Митенев, Венцлова, Тобрелутс).
Справедливости ради, надо сказать, что в целом технологическое искусство не стало сильной стороной петербургской культуры, однако рефлексия и активизм киберфеминсток, частично зафиксированные в издаваемых ими электронных журналах "Виртуальная анатомия" (1995-1996) и "Cyberfeminizm" (1998-2001), безусловно влияли на мировоззрение сообщества.
По материалам выставки, а в особенности из программных заявлений художников хорошо видно, какое место в их художественной повестке занимает этическое, как часто говорится о важности более тонких различений, необходимости держать вертикаль и интенсивность, идти своим путем через новые художественные и онтологические практики, которые активно осваивались в 90-е: перформанс, медиа-арт, акционизм, невербальный театр, электронная музыка, видео-арт, инсталляции, осознанное материнство, монашество в миру, аскеза, путешествия. Жизнь как и в предыдущее десятилетие не отделялась от искусства, жизненная ситуация немедленно становилась художественным проектом и темой для философской рефлексии. Это касалось даже таких предельных опытов как материнство или умирание.
Выставка прерывает свой рассказ о питерском искусстве 2002-м годом. Почему так? К 2002 году окончательно складываются все условия для смены парадигмы. Этическое становится политическим, новый романтизм - новым рационализмом. В 2001 году в город приезжают известные политические художники-активисты Александр Бреннер и Барбара Шурц и собирают вокруг себя первый семинар, посвященный политике прямого действия. Начинает оформляться пока как обещание платформа "Что Делать?", ФНО выпускает перформанс, где курсанты морского училища, чеканя шаг, проносят по улицам Петербурга маленькие белые платья. В мае 2002 года умирает Тимур Новиков - главный романтик и "Кронштадтский футшток" Петербургского искусства. Опять наступают
новые времена.